Я тогда смотрела видео на YouTube – русский блогер ехал на машине к дому Стивена Кинга. Бангор, штат Мэн, лето, милая американская провинция. Блогер снимал на камеру весь путь, дорогу впереди, окрестности по сторонам, в машине играло какое-то местное радио, шёл выпуск новостей. Доехав до самого дома, он продолжал снимать, комментируя забор с коваными летучими мышами наверху, рассказывая, что, хотя Стивен Кинг здесь уже не живёт, именно в этом доме была написана бОльшая часть его произведений. Я не досмотрела видео до конца. Нажала на паузу, отбросила телефон в сторону, как ядовитую змею, и разрыдалась. В голос, так громко, почти карикатурно, как плачут только дети, наверное. Так, словно рухнул весь мир.
Я плакала от жалости к себе, от осознания того, что никогда, возможно, вообще НИКОГДА не доеду на машине до дома Стивена Кинга, не встречу самого Кинга, не подставлю своё предплечье для автографа, чтобы поверх сделать тату. Не увижу ничего лучше этой убогой съемной однушки в Самаре, не посмотрю на Нью-Йорк из окна лофта, не подпишу сотню своих книг всем желающим, чувствуя под конец, как от усталости немеет рука. Ни разу в детстве не устраивающая истерики в магазинах, никогда не просящая у родителей того, что – я знала – они не могли купить, взрослая я выла и захлёбывалась слезами от недостижимости своей мечты, от недоступности той жизни, которой я хотела, но больше всего – от осознания того, что у кого-то это всё ЕСТЬ.
Конечно, меня отпустило так же быстро, как нахлынуло. Та короткая истерика была похожа на утечку ядовитого газа, надёжно запертого в глубинах разума. В окно светило солнце, день только начинался, так что я высморкалась, поморгала, пока не перестало щипать глаза, и продолжила заниматься своими делами. Ценить то, что имею, жить так, как получается, пытаться, стремиться; радоваться хорошей погоде и вот это всё. Делать вид, будто не знаю, будто не верю в то, что жизнь может НИКОГДА не стать лучше.
