В нашей социокультурной ситуации такой механизм взросления: в какой-то момент родитель оказывается отвергаемой фигурой. Многим родителям он непонятен. Ведь не все являются психологами. И действительно сложно разобраться, а еще сложнее не обижаться, когда вдруг каждое наше слово начинает восприниматься в штыки.
Почему так происходит?
Первые семь лет жизни, особенно первый год, ребенок растет на имитации. Он все за нами повторяет: слова, движения, действия, интонации. Он копирует, все что мы делаем. Помните свои ощущения, да? Он словно зеркальце, маленькая обезьянка, имитатор. На этом он вырастает и это повторение у него очень глубоко «в прошивке».
В возрасте, когда ребенок очень настроен на родителей, хорошо объяснять, рассказывать, разговаривать с ним. Формировать у него хороший вкус. Правда, не у всех хватает терпения отвечать на сто вопросов в день этих растущих почемучек. А жаль, это тот самый момент, когда и особых усилий прикладывать не приходится — ребенок безоговорочно верит родителю.
Но время идет и включается другой механизм – протестный, когда все то, что говорят мама и папа, будет отвергнуто. Это возраст пубертата, но на психологическом языке называется пробуждением самосознания.
Подростки отвергают родительские советы, не говоря уже о прямых указаниях. Просыпается самосознание, в котором отчетливо слышно слово «сам».
Голос и мнение родителей даже в начальной школе вызывает сопротивление. И ребенок часто может в лицо говорить нам: «Мама, папа, вы же ничего не понимаете! Сейчас другое время!»
Но можно ли сказать, что теперь они совсем не слышат нас и отринут все то, что мы говорим или говорили раньше? Конечно нет. В другой раз мы можем услышать из уст «непокорной» дочери или протестного сына наши собственные слова. Так что родительское мнение влияет, и очень сильно. Но в период взросления ему положено сопротивляться.
Жить с этим сложно, но вполне возможно. Простое правило жизни в семье с взрослеющим ребенком: любое прямое воздействие порождает обратный результат. Протеста не будет только если ребенок очень лояльный, спокойный и по волевым характеристикам более слабый, чем родители, но тогда есть риск задавить.
Если ребенок нормальный, со здоровой волей, а вы ему скажете: «Сними этот кошмар», — возможны два варианта: прямой протест или конспирация, когда он будет все это красить и надевать в подъезде. В обоих случаях вы теряете контакт.
К счастью, протест не длится вечно. Со временем — у кого-то к двадцати, у кого-то к тридцати годам, а кого-то еще позже — начинается воссоединение с родителями. Период наибольшего понимания родителей — около тридцати лет, но кому как повезло. Некоторые и до сорока, пятидесяти дотягивают, но никак не могут понять мотивацию родителей или простить их.
Часто это связано с собственным родительским опытом: когда ребенок достигает подросткового возраста, его родители очень часто начинают гораздо лучше понимать собственных родителей: такое протестное поведение ребенка оживляет воспоминания, и реакции собственных мам и пап, которые раньше вызывали гнев, теперь начинают вызывать сочувствие.
И очень часто при появлении подростка идет сближение с нынешними бабушками и дедушками: родители понимают, как же им досталось и как это было непросто. Это может быть не эмоциональное сближение: родители могут жить очень далеко или их может уже не быть в живых, но только к тридцати годам человек словно делает большие шаги в сторону матери и отца.
Первые шаги могут быть там, в районе двадцати пяти, когда появился первый собственный опыт. Круг замыкается — повзрослевший уже ребенок возвращается.
Человеку, который уже начал процесс возвращения, может быть, еще не очень заметный (но позиция смягчилась), — ни в коем случае нельзя говорить: «Ну вот, я же говорил(а)!» Это может вызвать волну протеста неконтролируемого размера.
Терпение и такт — качества, чрезвычайно необходимые при общении с детьми. Редко у кого они есть изначально, но пытаться взращивать их в себе можно вполне успешно.
