Он нашел её на крыше: слабую, истекающую кровью. Глаза, темные от слез и печали, держались за него из последних сил. Казалось, если контакт прервется, она тут же угаснет. Он приподнял её голову и положил на свои колени:
– Ирма…
Голос его был тихим и хриплым, словно долгий ветер высушил ему горло за время многолетнего пути. Губы, такие горячие и желанные когда-то, теперь виделись Ирме далекими и чужими, и сердце его, скрытое одеждой и плотью, перестало биться для нее.
– Я вернулся, Ирма, – почти прошептал Мануэль.
– Нет… – она попыталась качнуть головой, но ощутила сильную слабость – мир померк на несколько мгновений и снова вернулся во всей своей голой правде.
– Нет, не ты…
– Хорошо, – кивнул Мануэль, только бы она не потеряла сознание. Её узкое, изломанное болью тело находилось в пространстве тумана, сошедшего на город. Он взял ее холодную руку и поднес к своей щеке – ему хотелось вернуть эту крылатую женщину. Пусть не себе, но хотя бы на землю.
– Я видел твою мать, Ирма. Я сделал все так, как ты просила. Верь мне.
– Она мертва, – мрачно выдохнула Ирма.
– Да, теперь да. Но ты, Ирма, теперь свободна. Живи!
Её губы искривились от болезненного толчка внутри тела, и глаза засветились голубоватым пламенем. Ирма не хотела ждать. И вот теперь она уже находилась так далеко от Мануэля. Он прижал свои ладони к её щекам и приблизил к ней лицо.
– Вернись, Ирма. Не спеши уходить. Там тебя никто не ждет.
– Никто, – словно эхо, отозвалась она.
Сквозь дымные облака сквозила бледная луна, холодно отрицая все живое. Мануэль крепко прижал губы Ирмы к своим, и пожелал, чтобы она ушла без сожаления и обиды в сердце. Где-то позади него раздался шорох.
– Это твой Марио, – оглянувшись, сказал Мануэль.
Черный кот подошел ближе и коротко мяукнул, задрав вверх длинный хвост. Одно его ухо было разодрано вдоль, но оба глаза были в порядке: янтарно-зеленые, они смотрели на Мануэля в упор.
– Нет теперь ничего моего, – ответила Ирма.
Она упала на эту крышу еще накануне с большой высоты и сразу же лишилась чувств. Спустя несколько часов после холодного ливня, она сумела определить себя в пространстве и соотнести прошедшие события с логикой и математикой.
– Шах и мат, – горько усмехнулась Ирма.
Мануэль вспомнил их первую встречу. Ипподром, бегущие по кругу лошади, девушка с длинными волнистыми волосами, черными, как южная ночь. Она то и дело вскакивала со своего места и звонко выкрикивала имя гнедого призера. Её белое платье, словно снежное облачко, легкое и прозрачное, едва скрывало тонкое тело, а атласный бант на поясе удерживал его на ней, не давая улететь в небо. Эта юность и нежный цвет кожи так поразили Мануэля, что он потерял из вида весь мир.
– Давай сыграем еще, Ирма. В этот раз твоя королева – белая, – он бережно прижал её к себе, ощутив с невероятной силой близость потери.
Ирма слабо шевельнула рукой, отвергая и его боль, и его нежность. В уголках глаз у неё затаились слезы. Она увидела поле в цветах и девочку в соломенной шляпке, бегущую быстрее ветра. И вот носки её белых лаковых туфелек уже отрываются от летней травы, и она летит…
Он тоже беззвучно заплакал, совсем теряя связь с происходящим. Эта женщина так нужна ему! Как сонная артерия, как глоток воздуха после подледного погружения, как живое сердце! Где та сила, которая примет его протест, его любовь? Мануэль стиснул зубы, превозмогая отчаянное желание закричать во весь голос, так, чтобы звезды посыпались вниз с этого черного неприступного неба.
Тогда, в тот раскаленный солнцем август, он лишился не только сна и покоя, Мануэль стал её тенью. В тот день, когда он впервые увидел Ирму, она поспешно уехала со своей матерью в дорогом кабриолете. Они умчались на огромной скорости по западному шоссе, и он не последовал за ними: погоня не входила в его планы. Мануэль тут же решил разыскать эту юную незнакомку и был уверен, что справится с этой задачей еще до захода солнца.
Ирма жила со своей семьей в огромном имении, она была приемной дочерью местных аристократов. Мануэль остался в городе еще на несколько дней, чтобы выяснить все обстоятельства, предшествующие её приходу в эту семью.
До двух лет девочка обитала в приюте для брошенных малюток, никто не знал имени её настоящих родителей и не мог точно вспомнить, как она там оказалась. Но, заметив однажды Ирму на прогулке в парке, Белла тут же пожелала увезти малышку в свое родовое имение. Ирма с легкостью покинула приют и ни разу больше о нем не вспомнила. Беллу она нежно и просто называла «ма».
– Мануэль, – позвала его из воспоминаний Ирма. – Останься со мной.
– Да, – очнулся он, – только с тобой, – очень осторожно, чтобы не побеспокоить ее, он снял свою куртку и укрыл Ирму от холода и тумана.
– Белая или черная – это не столь важно, любимый. Королева сильна и слаба одновременно. Она защищает своего короля. Она создана во имя и для короля.
– Живи, Ирма, ты нужна мне.
– Нет, Мануэль, нет.
Ирма смежила веки. Перед её взором снова заиграло всеми красками то огромное поле, и она отчетливо услышала жужжание шмеля. Он летел рядом с ней. А внизу среди ромашек и васильков стоял, закинув голову вверх, Мануэль. Он громко смеялся и размахивал руками. Он очень хотел дотронуться до нее, обнять за талию, прижать к своей груди. Ирма смотрела на него со своей высоты, и тоже смеялась – такой маленький Мануэль!
– Я умираю, – едва слышно проговорила Ирма, и её тело напряженно откликнулось на эти простые слова: вытянулось в одну тонкую струну.
– Тогда я уйду вместе с тобой, – спокойно ответил ей Мануэль.
Марио зашипел и выгнул спину. Он приблизился к Ирме вплотную, будто хотел защитить её от смерти своей чертовой причастностью.
– Нельзя. Играй до конца, – попросила Ирма.
– Сдаюсь, – прошептал Мануэль.
Белла обожала свою приемную дочь. И безмерно баловала. Девочка росла очень быстро, и единственное, что тревожило мать – это частые внезапные боли в сердце Ирмы. Бледная и испуганная, сжимаясь в комочек на шелке простыней, девочка с мольбой смотрела на Беллу. Она хотела летать.
Невозможно было увязать сердечную слабость с этой странной просьбой, и Белла долгое время не могла понять, как помочь дочери, как избавить её от жестоких страданий. Приступы обычно продолжались несколько дней, но после Ирма быстро восстанавливала свои силы и забывала о странной болезни.
Когда Мануэль прибыл с визитом в имение, ей едва исполнилось пятнадцать, и его официальное предложение только рассмешило юную девушку.
– Замуж? И почему же он хочет стать моим мужем? – спросила она у матери, с любопытством разглядывая Мануэля, как диковинный цветок или редкое насекомое.
– Спроси у него самого, – усмехнувшись, ответила ей Белла.
Мануэль посмотрел в сторону края крыши. Если сделать всего несколько шагов… Он знал, что его решение только выглядит таковым – потому что они все равно не будут вместе. Только там, внизу, на земле, на какое–то мгновение… И все же он напряженно думал: надо использовать любую возможность.
Ирма легко прочла его мысли, словно бегущую перед её глазами строку. Она вгляделась в лицо Мануэля – осунувшееся, с обветренной кожей. Он анализировал, просчитывал ходы – это был её верный и отважный Мануэль. Его обритая наголо голова все время работала, как мощный генератор.
– Оставь эти мысли, – попросила она так, как если бы он выбирал себе легкие сандалии зимой.
– Нет, – возразил он, – король ходит, как может, когда остается на поле боя один.
– А помнишь, как ты учил меня летать? – вдруг жарко прошептала Ирма.
– Да! – улыбнулся Мануэль, и лицо его просветлело. – Вот уж не думал тогда, что придется делать это!
– Это было похоже на то, как обучают езде на двухколесном велосипеде! – глаза Ирмы потеплели, и скулы вспыхнули, как от внезапной неловкости или смущения.
– Ты так испугалась, когда, наконец, сумела сделать это, – продолжал вспоминать Мануэль.
– И так разозлилась, когда ты… не смог, – грустно закончила она.
Они поженились через год и спустя месяц после свадьбы жили вместе в доме у озера. Белла рассказала Мануэлю о сердечном недуге дочери, но предпочла умолчать о другой её особенности. Что, собственно, ничего бы не изменило, потому что они не сводили глаз друг с друга – это была настоящая любовь.
Ирма и Мануэль много путешествовали, Она любила горы – звенящий воздух вызывал в ней дикий восторг. А Мануэлю нравилось выходить в море под парусом, так что они очень скоро купили небольшую яхту. Это было безумное и такое просто счастье!
– Зато как умело я обрабатывал твои порезы и ссадины, – засмеялся Мануэль.
– Да, мне было нелегко первое время, – согласилась с ним Ирма.
Сердце сбивчиво говорило с ним о любви, выдавая её с головой. Мануэль устроился поудобнее, сел повыше и обнял Ирму сзади, защищая от яростных толчков ветра. Они были так близки сейчас и так оторваны друг от друга одновременно. Он гладил её волосы, целовал лицо, шею и плечи и буквально сходил с ума от предстоящей разлуки. Разве он в силах вынести это?
Кот задремал рядом с ним, перестал шипеть и волноваться: видно смирился с будущим без нее.
