Белла гостила у них несколько месяцев, и была вне себя от изумления, когда узнала, какой талант развил у её дочери Мануэль. Она вступала с ним в яростные споры теплыми летними вечерами и хотела, чтобы Ирма вернулась к обычной жизни.
– Нет и нет, – спокойно повторял Мнуэль.
– Ты погубишь её, – сокрушенно качала головой Белла.
Мануэль отстаивал независимый выбор Ирмы, и однажды она случайно услышала их разговор.
– Я не стану прежней, ма, – тихо сказала она.
Белла заплакала. Ей было невыносимо больно от сознания того, что дочь находится в постоянной опасности, и что Мануэль своей поддержкой только толкает Ирму к гибели. Белла уехала в тот же вечер в свое имение, и связь прервалась – дети больше не искали с нею встречи.
Ирма почувствовала, как боль покидает тело, растворяется в тумане, бежит ручьями по поверхности крыши, падает каплями на тротуар. Облегчение говорит о скорой смерти? Она повернула голову к Мануэлю, обхватила слабой рукой его шею, нашла губами его губы, проникла в его глаза. Это был долгий и страстный поцелуй, уводящий за пределы сознания.
Белла устроила судебный процесс, где она выступила с обвинительной речью против Мануэля, которому приписывались попытки подтолкнуть её дочь к самоубийству с целью получения огромного состояния. Действовала она быстро и решительно, твердо уверенная в праведности своей цели – уберечь дочь от смертельной опасности. Были представлены документы, подтверждающие её показания, в том числе и фотографии, на которых Мануэль был рядом с Ирмой на краю самых высоких горных точек. Мануэля арестовали по этому обвинению, и он был заключен под стражу на время суда. Ирма выступила с защитой Мануэля, но очень скоро сердце дало сбой, и она оказалась в лечебнице под ненавистным контролем медиков.
Ирма вспомнила белые стены палаты, стерильный воздух и то, с какой невинной улыбкой ей делали «релаксирующий» укол. Она была заперта в атмосфере зла и насилия, и она, без сомнения, умирала.
Адвокаты, Белла, бывшие друзья говорили в один голос о «злодее» Мануэле, который будет наказан со всей строгостью закона. Ирма молчала. Она не могла смириться с мыслью, что все кончено. Она переживала крушение всей вселенной в своем сердце. Её заставляли подписать бумаги о разводе и отказаться от Мануэля.
– Возможно, тогда он будет освобожден. Только не сразу, – говорила Белла, с тревогой вглядываясь в потемневшие зрачки дочери.
Ирма ничего не отвечала своей «ма.
– Мануэль, – позвала Ирма, прервав поток воспоминаний.
– Да?
– Пешка, Мануэль. Королевская пешка!
– Знаю, Ирма, знаю!
Казалось, она тоже ищет в уме нужные комбинации. Если бы у них родился сын! Лицо её исказилось, на него набежали тени, горечь и отчаяние набросились на Ирму, как голодные волки.
– Она проиграна, эта партия. С первого хода.
– Нет, любимая, – не согласился с ней Мануэль. – Мы – есть.
Он снова посмотрел туда, за линию крыши. На этот раз его взгляд задержался там чуть дольше. Двадцать первый этаж. Он должен сделать это.
– Давай прыгнем вниз, – предложил он Ирме.
Ирма часто говорила с ним о ребенке. Мануэль поддерживал её желание стать матерью и тоже ожидал рождения сына. Только через некоторое время им обоим стало ясно, что это только счастливые грезы, и они, будто сговорившись, перестали думать о будущем.
Их любовь претерпела изменения – она стала мощной, неистребимой, отчаянной. Она стала похожей на катастрофу, стихийное бедствие. Мануэль сжимал Ирму в своих объятиях и ощущал, как она ускользает от него, с каждым разом все дальше и дальше. И тем не менее он принимал и отпускал её, всегда такую открытую и такую горячую.
Мануэль нашел способ снять с себя обвинения. К тому времени Ирма, по настоянию Беллы, уже была с ним в официальном разводе. И он не имел никаких прав на то, чтобы забрать Ирму из лечебницы. Диагноз подтверждал «её недееспособность в связи с бредовым состоянием и галлюцинациями». Мануэль хорошо понимал, что большая часть этой истории болезни – чистый вымысел. Ему было так же известно и то, что после такого «лечения» Ирма действительно могла стать душевнобольной.
Он пришел к ней сразу же, как только был освобожден из–под стражи.
– Я не могу летать, – сказала Ирма, и это было единственное, что он от нее услышал.
Мануэль просидел несколько часов рядом с нею, но Ирма так и не высказала желания общаться. В клинике вели круглосуточную видеозапись, и Мануэль, осторожно обняв её, шепнул в самое ухо:
– Я вернусь за тобой, Ирма.
Когда она перестала сопротивляться лечению, и начала улыбаться «ма», ей было позволено выходить в сад во дворе лечебницы, где Ирма подолгу гуляла, благо было тепло и сухо. Что касалось Мануэля, ясно было одно – нельзя ничем выдавать своей любви и привязанности, чтобы уберечь его от дальнейшего преследования.
– Мануэль, ты простишь мне отречение? – с мольбой в голосе спросила Ирма.
– Я ни на секунду не усомнился в тебе, любимая, – быстро ответил Мануэль, нежно прижимая её к себе.
– Я все рассчитала тогда. Могила отца, колокольня… Когда я поднималась вверх по темным холодным ступеням, я думала только о тебе. Я ужасно торопилась, и сердце теряло ритм, предательски и неизбежно. Я слышала, что там, внизу, меня уже ищут! Кто-то нажал на гудок в машине, и я чуть не сорвалась, чуть не скатилась по лестнице… Меня громко звали по имени, и я понимала, что у меня есть всего несколько минут, чтобы улететь. Я не знала, смогу ли я сделать это одна, без тебя. Но что мне оставалось?!
Ирма прервалась. Мануэль ощутил, как стремительно она теряет дыхание: как будто снова карабкается изо всех сил туда, на крышу колокольни. Он так надеялся, что его маленькая Ирма дождется его…
– Казалось, весь мир против нас двоих. Но я сделал это – я отвоевал тебя! – возбужденно проговорил Мануэль.
– Крылья раскрылись, любимый! Я улетела! Я поймала ветер, и он пел мне о свободе! Но очень скоро меня настигла слабость – я искала тебя… и не находила. Это так страшно, Мануэль. Так страшно не найти тебя!
Она снова умолкла, закрыла глаза, и Мануэль замер, впуская в себя отчаяние – оно заполняло его, как жидкий цемент, чтобы через минуту сковать сердце и легкие одной глыбой. Он глубоко вдохнул её пьянящий родной запах, словно наркоз, и тоже сомкнул веки.
Ирма искала его семь дней и семь ночей. И вот, накануне, она оказалась здесь, на крыше дома, где он снимал квартиру, в то время, как Мануэль поехал в клинику, чтобы забрать Ирму. Если бы только врачи намеренно не скрыли от него тогда, что она исчезла!
Белла умерла от сердечного приступа через сутки после беседы с Мануэлем. Теперь ему ясно, каким необъятным стало её горе, когда она услышала, как он требует вернуть ему Ирму. Она ответила ему коротко и резко:
– Никогда!
И замолчала, замкнулась в себе.
И это тоже была любовь.
– Я опоздал. Прости меня, Ирма…
Она ничего не ответила ему. Туман становился все гуще, и Мануэль чувствовал, что задыхается, теряет сознание. Он подумал, что сумеет сделать тот последний ход, который замкнет их жизни на его последнем дыхании. Он поднял её на руки, легкую, как перышко, и сделал несколько шагов вперед.
Черный кот посмотрел на него одним глазом и недовольно махнул хвостом.
Мануэль задержался на краю на долю секунды, а потом упал вниз.
Стремительный полет раскрыл её крылья, и восходящая сила вырвала из его рук бездыханное тело любимой. Он успел улыбнуться перед тем, как сноп ярчайшего света ворвался в его мозг и заполнил пространство его органов.
Ирма очнулась от ледяного ветра и мокрого тумана и сразу же отыскала Мануэля. Она опустилась на землю, и накрыла его своими огромными крыльями.
Спустя несколько мгновений туман бесследно поглотил их, и город проснулся, чтобы начать жить.
